-

[psilogic]

Не люблю философию... и политику тоже не люблю. Потому попробую оперировать понятиями и фактами, которые не запрятаны в дебрях абстракций (философия идет лесом) и не основаны на лозунгах (политика идет туда же). Пресные факты из жизни и простые мысли, которые посещают многих людей.

Мало кто захочет отдать свою жизнь просто так, без причины. Инстинкт самосохранения. Отнимать чужую жизнь тоже не дело. Но есть войны. И во время войн масса людей, отнимают чужие жизни и отдают свои. Эти же люди в нормальной жизни не стали бы убийцами и самоубийцами.

Что заставляет людей понижать ценность своей и чужой жизни?

Наемник. Человек, который фактически продает за деньги свое право не рисковать жизнью. Наемник знает, что рискует, знает, что получит деньги за риск. Он идет на смерть с открытыми глазами: с четким осознанием того, что он может выиграть, что проиграть, каковы ставки и каковы шансы. Разновидность наемника – солдат, который, может быть, и не получает большого денежного вознаграждения, но надеется на добычу, трофеи.

С наемниками понятно: стимул – деньги. Деньги, без какой-либо презрительной интонации. Деньги – штука универсальная, и может быть, направлена на пропой, на шлюх, на постройку дома, на воспитание детей, на образование и т.д. Не суди с плеча, и наемника тоже.

Что еще заставляет людей понижать ценность своей и чужой жизни?

Бывают ситуации, когда или ты, или враг.

Некоторые “либерасты” говорят: дескать, зачем было воевать с Гитлером? Сдались бы и жили бы сейчас как в ФРГ. Были бы людьми “удовлетворенными желудочно”, да и вообще у них свобода слова, хорошие дороги... ну проблема дураков вроде бы не решена и там, зато дураки там демократические. Жили бы? Или даже не родились бы? Планы нацистов предусматривали геноцид славян, проще говоря, уничтожение кучи народа. Получается, что тогда перед жителями СССР вопрос стоял так: либо мы, либо они. Либо идти, рисковать своей шкурой, убивать чужаков, либо все равно придут и убьют тебя и твоих близких.

Сейчас профашистски настроенные господа оспаривают существование этих планов геноцида славян. Я не буду ничего доказывать, оставляя это поле боя тем, кто силен в истории. Даже если предположить, что жители были обмануты, что никакого плана геноцида не было, все равно наши деды и прадеды могли рассуждать именно так: либо – либо, либо пойти на риск быть убитым, либо... все равно быть убитым. Был обман или не было – ход размышлений конкретного человека остается прежним, мысли и чувства, которые толкают его на смерть, остаются теми же.

Итак, есть два очевидных случая, когда человек участвует в войне – материальная выгода и вынужденное сопротивление.

Но часто этого оказывается мало. Кому? Да разным силам – идеологам, политикам, религиозным деятелям, воротилам бизнеса... не суть, главное, что такие силы были во все времена, и есть они и сейчас.

И вот тут на сцену выходит третий фактор – патриотизм.

Почему я называю патриотизм страшным? Да потому, что результат патриотизма – войны, которых без него могло бы и не быть, смерти, которых без него бы не случилось, люди, которые без него не стали бы убийцами. Патриотизм – тот третий и зачастую решающий фактор, который толкает людей на смерть и убийство.

Наемник. Наемник стоит дорого. У всякого ли правителя хватит денег оплатить услуги наемника в полной мере? Нет, не у всякого. Правителю было бы лучше, если бы люди шли на смерть бесплатно, их патриотизма. Ну или задешево. Казна не резиновая.

Даже если страна имеет профессиональную или контрактную армию, все равно патриотизм материально выгоден. Если в армии воспитывать патриотизм, то платить можно меньше. Человеческая мотивация далеко не всегда бывает основана на одном каком то факторе. Пусть человека мотивируют плата в $1000 и патриотизм. Это выгоднее, чем мотивировать его платой $2000. Разница в $1000 – цена патриотизма.

Представьте себе наемника, мотивированного только деньгами. Допустим, он попал в тяжелую ситуацию. Но есть шанс бежать, предать, сдаться. И есть шанс как-то договориться со свидетелями (если они есть). Что сделает такой наемник? Очевидно, бежит, предает или сдается. Но военачальнику хотелось бы, чтобы солдат все-таки пошел на смерть. Что делать? Чтобы человек рисковал жизнью даже тогда, когда это ему невыгодно, нужен патриотизм.

Оставим пока в стороне денежное вознаграждение, рассмотрим другой фактор.

Допустим, на страну напал очень жестокий враг. Стоит ли вопрос так: “или - или”? Иногда стоит, но не так часто, как может показаться на первый взгляд, и не для всех. У кого-то есть возможность бежать через границу, и эти люди становятся беженцами. Правителю не хотелось бы, чтобы боеспособное население бежало. Было бы лучше, если бы оно сражалось. Но как заставить человека не спасать свою жизнь? Тут нужен патриотизм.

Кто-то может перейти на сторону врага, обменять свою жизнь или жизнь близких на смирение. Партизаны, которые не атакуют немцев, чтобы избежать карательной операции против своей деревни – пример такого рода. Правителю не хотелось бы, чтобы его население переходило бы на сторону другого правителя, или сохраняло нейтралитет. Правителю хотелось бы, чтобы население “не щадило живота своего”. Как заставить? Тут нужен патриотизм.

Не всегда очевидно, что с чужими надо воевать. Вот сейчас началась война Израиля с Ливаном. Израильтяне говорят о том, что уже более ста солдат погибло за месяц. За предыдущий месяц от терактов тоже погибали люди, но в меньшем количестве. Кажется, воевать невыгодно? Допустим, что израильтяне добьются своего и разгромят террористов. Допустим, на место тех террористов не придут другие. Допустим, что в результате в долгосрочной перспективе погибших будет значительно меньше. Допустим, правители Израиля уверены, что делают “выгодный размен”: жертвуют жизнями своих солдат, а в обмен сохраняют жизни тех штатских, которые позднее не погибнут в терактах. Но вообще-то “выгода” подобного размена под вопросом. Действительно ли генералы настолько умелы, что смогут уничтожить врага? Предыстория войн Израиля в этом смысле не очень вдохновляет. Нынешние действия генералов и правителей не очень обнадеживают. Действительно ли спецслужбы настолько умелы, что смогут избежать появления новых террористов в самом скором времени? Не получится ли так, что случайные жертвы среди мирного населения прямо сейчас, в эти дни вербуют в ряды террористов новых людей, которые (не будь бы войны) оставались бы безвредными полунищими крестьянами? Много вопросов, много сомнений. Что касается солдата, то для него сомнения в бою могут быть опасны, замедляя реакцию, а могут и спасти его, заставляя избегать ненужного риска. Но сомнения солдата – явно не то, что нужно правителю. Как заставить не сомневаться? Тут нужен патриотизм.

Во время войны не все население воюет, не все рискует жизнью так, как солдат на передовой. А некоторые даже посылают солдат умирать, сами находясь в глубоких бункерах или вообще на Канарах. И тогда у простого солдата возникают мысли: почему именно я должен рисковать? Почему не он? Ради чего? И тогда у солдата возникают такие вопросы:

“Кому он нужен этот патриотизм? Мне например это чуждо, это понимается только тогда, когда сидишь на блокпосту, увешанный донельзя железом (бронник СВД, саплопата, и комплект выживания) и думаешь, а какого, собственно говоря, хрена мы воюем против кого-то, кого условно назвали террористами? А на самом деле цель была нефть и деньги? Какого хрена мы, молокососы срочники воюем за чужого дядю, который протирает жопу в Москве и только что и делает, что е...ся и бухает, развлекается на полную на гражданке? Какого собственно говоря хрена отличные и молодые ребята погибают там? У многих была семья, дети, у кого-то 100 дней было до приказа... И я там был, я потерял там лучших своих друзей и практически братьев. И нужен после этого патриотизм? Зачем быть патриотом, если это сегодня никого не е...т? Зачем вообще это нужно?”

Нужно ли правителю, посылающему солдата в бой, чтобы он задавал себе такие вопросы, сидя на блокпосту? Не нужно, конечно. А что делать? А нужен патриотизм. Вот для того он как раз и нужен, чтобы солдат сидел на блокпосту, рисковал своей жизнью, пока дядя, который его послал, развлекается на гражданке. Без патриотизма разве солдат пойдет на смерть ради того, чтобы у кого-то было больше денег? Не пойдет. Вот зачем “дяде” нужно, чтобы ты был патриотом.

А сейчас я скажу горькую правду, которая вряд ли кого-то порадует. Думаю, большинство со мной не согласятся именно из-за ее горечи, а кто-то психанет. Ну что же, пусть будет еще один повод для френдо-отсева. Это не провокация, я просто ценю правду больше, чем количество френдов, извините. Даже если правда горькая и страшная.

Не только “дядям” нужно, чтобы солдат был патриотом. Это также нужно всем другим, кто на гражданке. Это им выгодно, хотя многие и не осознают своей выгоды. Одна израильтянка пишет с гордостью о солдатах своей армии:

“1. Служба в боевых частях является престижной, отбор происходит по физическим данным и психологическому профилю, прошедший отбор, по сути, получает официальное подтверждение наличия у него задатков "настоящего мужчины" или "женщины-воительницы", что для юного существа является первым беспристрастным подтверждением этих качеств и предметом гордости.”

Это идет первым пунктом. Предмет гордости. Гордости чем? Если называть вещи своими именами, то предлагается гордиться тем, что ты меньше, чем другие сограждане ценишь свою и чужую жизнь. Тем, что ты готов убивать и быть убитым. Вот это называется задатками настоящего мужчины? Что это? Это – составляющая часть понятия патриотизм. Надо изменить врожденный природный рефлекс самосохранения и выработанный в детстве приобретенный рефлекс уважения к чужой жизни. Надо изменить их, получить солдата.

А что другие, которые на гражданке? А они не пойдут на смерть. Некоторые из них даже не осознают, что кто-то другой пошел на смерть вместо них. Кто-то скажет о погибших: “не жалею их, они воевали за Империю Зла”.

Не осознают, но подсознательно испытывают комплекс вины. И пытаются как-то откупиться от тех, кто мертв, от их молчаливого укора из могил. Укора, который есть только в подсознании живых. Они строят памятники и монументы. Они читают молитвы. Они пишут списки памяти. Они платят деньги родственникам погибших – живым воплощениям укора мертвых.

Они делают это все... ради мертвых? Нет, мертвым не нужны монументы, деньги. Им не нужна даже наша память. Все это нужно тем, кто жив и только им. Нужно, чтобы успокоить собственную больную совесть. А заодно, как это ни страшно, это нужно и правителям для того, чтобы лелеять патриотизм и подыскивать новых “настоящих мужчин”.

Другие осознают, что происходит, и кланяются тем, кто ходил туда и остался жив. Даже если этот человек шел на войну, в правильности которой ты сомневаешься. Даже если этот человек был отправлен туда против своей воли. Ему не повезло, а тебе повезло, тебя не забрали. Потому, что забрали его и множество других, таких, как он. Тем самым этот человек сделал тебе доброе дело. Да, ты не просил об этом его лично, да он, наверное, не делал этого именно ради тебя. Да, ты не заключал с ним договор, что за это добро ты ему будешь должен по гроб жизни. Но все же так получилось, что он сделал тебе доброе дело. В отличие от мудака, который послал того солдата на войну. Так что мудака прокляни, а солдата хотя бы не презирай как неудачника, скажи хотя бы “спасибо”. Живые еще могут услышать тебя.